В 1188 г. на основе арабского предания о несчастной любви юного поэта Кейса к прекрасной Лейли Низами Гянджеви написал поэму, в которой описал драму, разыгравшуюся в среде кочевников-бедуинов.
Юноша и девушка из двух арабских племен – Кейс и Лейли - влюблены друг в друга со школьной скамьи. По мере взросления чувство влюбленного Кейса настолько усиливается, что он превращается в безумца – «Меджнуна». Разлученный с любимой, он убегает в пустыню, отдаляется от мира людей и находит себе приют в обществе зверей. Узнав о смерти Лейли, Меджнун приходит на ее могилу и умирает.
Написав эту поэму, Низами воспел любовь, которая бросила смелый вызов древним закоснелым устоям общества. Впоследствии именно на поэму «Лейли и Меджнун» было написано наибольшее количество тезкире – подражаний и ответов. «Любовь Меджнуна в глазах Низами – высочайший взлет человеческого духа, равносильный божественной благодати» [1,31].
Поэма построена в форме небольших глав. История в них излагается в хронологическом порядке. Поэт мастерски использует богатый арсенал изобразительных средств восточной поэзии - оригинальные поэтические сравнения, эпитеты, метафоры, неожиданные гиперболы. Все эти образные средства художественного поэтического выражения служат всестороннему раскрытию образов героев поэмы.
Поэтический язык поэмы отличается небывалой яркостью и выразительностью. Акад. Е.Э. Бертельс писал, что Низами, работая над своими произведениями, последовательно проводил «принцип, требующий максимальной художественной выразительности, применения максимума возможных без ущерба для хода мысли украшений в каждой отдельной строке» [2,130]. И в этом он видел причину трудности языка Низами, признанную востоковедами всего мира.
Проф. Р. Алиев подчеркивал, что гиперболы, используемые Низами, всегда гармонично вплетались в ткань художественного произведения. А метафоры, искусством употребления которых поэт владел в совершенстве, он создавал зачастую на основе самых обыденных предметов и явлений, поэтизируя и одушевляя их [4,22].
Низами использовал все семантические возможности слова, все его значения и оттенки, нередко при этом создавая головоломки, трудные для понимания и особенно для передачи средствами другого языка.
Поэма «Лейли и Меджнун» написана в форме месневи размером хазадж. Как утверждал проф. Р. Алиев, «этот размер очень плавен и обладает большим ритмическим разнообразием. Его можно читать и в ускоренном, и в замедленном темпе в зависимости от характера и логического развития повествования» [4,23].
Впервые отрывки из поэмы «Лейли и Меджнун» на русский язык были переведены А. Глобой и изданы в 1935 году в Москве издательствами «Academia» и Гослитиздат.
Андрей Павлович Глоба (1888-1964) был довольно известным советским писателем, поэтом и драматургом. Он писал комедии, трагедии, фарсы и мелодрамы. Выступал и как переводчик. А. Глоба переводил поэзию Г. Абашидзе, И.-В. Гёте, Г. Гейне, Д. Гулиа, А. Мицкевича, И. Франко В. Шекспира и др.
Поэма была переведена фрагментами, стихи перемежались краткими прозаическими изложениями пропущенных мест. Не располагая в настоящее время данным переводом, можем лишь сослаться на мнение, обнаруженное в интернете о том, что «по оценкам критики того времени, перевод А. Глобы, хотя и отличался ясностью формы, был лишен точного соответствия аналогу» [5].
В конце 30-х гг. в связи с подготовкой в СССР к юбилею Низами, в журналах часто печатались фрагменты переводов из произведений Низами, в том числе и из поэмы «Лейли и Меджнун». Их авторы – поэт П. Антокольский и Т. Форш. Уже после войны в 1948 г. в издательстве «Молодая гвардия» и в 1957 г. в издательстве «Художественная литература» в виде отдельной книги был опубликован перевод П. Антокольского.
Следующий перевод поэмы на русском языке был опубликован в 1982 г. издательством «Язычи» в Баку. Перевод был выполнен поэтом А. Старостиным. А в 1986 г. издательством «Художественная литература» был опубликован поэтический перевод поэмы известной русской поэтессы Т. Стрешневой.
В 1981 г. в Баку в научном издательстве «Элм» был опубликован первый полный филологический перевод поэмы на русский язык, выполненный проф. Р. М. Алиевым. Как писал автор, этот перевод «является своего рода продолжением текстологической работы, начатой В. Дастгирди, и первой попыткой представить филологически полный текст русским читателям, а также поэтам, желающим предложить новый вариант художественного стихотворного перевода» [6,28].
Проф. Р. Алиев, переводя поэму «Лейли и Меджнун», ставил перед собой трудную задачу раскрыть содержание текста поэмы и, одновременно, представить свое собственное его толкование. Необходимость новых комментариев автор перевода объяснял тем, что имеющиеся толкования текстов классических произведений тюркских и персоязычных литератур зачастую противоречат один другому, в силу многочисленных искажений и разночтений в дошедших до нашего времени рукописях, а также в особенностях персидской графики. В ходе своей работы он использовал бакинское издание текста поэмы и труд иранского востоковеда В. Дастгирди.
Советский литературовед Ю. Гранин еще в 1941 г. писал, что «перевод произведений Низами представляет огромные и совершенно особые трудности» [7,52]. По мнению автора, эти трудности не исчерпываются необычайной сложностью текста – сложностью системы тропов. Они связаны со специфическими особенностями системы, сложившейся в поэтическом языке восточных литератур. Найти соответствия, пользуясь образными средствами, стилистическими нормами, укоренившимися, принятыми в русском поэтическом языке всегда нелегко: зачастую это возможно лишь с использованием комментария, а порой – вообще невозможно. Автор статьи предлагал искать наиболее полные соответствия оригиналу, воплощенные в «иной системе языковых знаков, уже устоявшихся понятий-символов» [7,52]. Приводя такие примеры из произведений Низами, как мускус, камфара, игральные кости, куропатка, роза и луна, Ю. Гранин указывал на то, что слово здесь утрачивает свое первоначальное содержание, которое он называл «внутренней формой», и уже обозначает нечто совсем иное: мускус – это символ черноты, камфара – символ белизны и т.д. А стало быть, при переводе уже надо учитывать, что слово, которое в русском тексте может выглядеть как метафора, в оригинале – это устоявшееся принятое символическое обозначение.
Проблема перевода произведений Низами вызывает целый ряд вопросов, которые удобнее всего решать при анализе конкретных переводов. Нам представляется, что сравнительно-сопоставительный анализ всех переводов, может предоставить больше фактического материала, способного привести к общетеоретическим выводам и положениям, имеющим принципиальное значение.
С этой точки зрения рассмотрим имеющиеся переводы поэмы «Лейли и Меджнун». Будем придерживаться хронологического порядка. Самый ранний из имеющихся у нас перевод Т. Форш, опубликованный в 1941году в журнале «Звезда».
Переводчица перевела три главы из поэмы: «Меджнун освобождает газелей», «Беседа Меджнуна с вороном» и «Описание наступления осени и смерти Лейли». (Заметим, что две из них - «Меджнун освобождает газелей», «Беседа Меджнуна с вороном» - текстологи считают дописанными позднее [6,12]).
Все главы переведены четырехстопным амфибрахием. К слову сказать, [8] этот размер чаще всего использовался в балладах для передачи динамики борьбы и движения.
В главе «Меджнун освобождает газелей» рассказывается о встрече Меджнуна с охотником, который хотел убить пойманных им газелей. Меджнун, найдя сходство между газелями и любимой, обменял их на своего коня и спас от неминуемой смерти. Потом он отпускает газелей, а сам предается тоске и печали, горько оплакивая свою несчастную любовь.
Объем перевода полностью соответствует оригиналу: 96 двустиший, написанных четырехстопным амфибрахием с мужским окончанием. Рифмы парные. Содержание передано верно.
В главе «Беседа Меджнуна с вороном». рассказывается о встрече Меджнуна с вороном в пустыне и их разговоре. 80 двустиший в оригинале и переводе. Содержание, в основном, передано верно. Но встречаются переводческие дополнения, удлинения строк и «украшательства».
Например:
Меджнуна томил сжигающий зной –
Ко влаге прильнул он рядом с травой.
Как травы, студеной водой напоён,
В тени отдохнув, успокоился он.
Склонясь на зеленый парчовый ковер,
Взглянул он наверх, где листьев шатер,
И видит – там ворон сидит меж ветвей:
Глаза – словно факелы; словно кудрей,
Желанных и нежных черная прядь,
Та прядь, что от сердца не оторвать,
Он черен. Его ли учитель Салих?
Общепризнано, что переводчики должны с большой осторожностью вносить изменения в тексты, с которыми работают. Ведь новые сравнения, эпитеты и образы могут исказить не только какой-то отдельный эпизод, но даже идею автора. Однако, как видим, переводчики не всегда соблюдают это неписаное правило. В частности, слова «В тени отдохнув, успокоился он» отсутствуют в оригинале. Более того, в оригинале Меджнун безутешен, безумен. Его состояние могло лишь усугубиться, но никак не успокоиться. Далее, замена определения травы - «зеленый, словно шелк, коврик» на «зеленый парчовый ковер» лишает описание легкости, придает ему тяжеловесность. Кроме того, не только грамматически неверным (с определением «желанный» не могут согласовываться существительные), но и бессмысленным набором слов представляется нагромождение определений - черная прядь желанных кудрей! (В оригинале: Он был черным и восхитительным, словно локоны кумиров).
При переводе этой главы переводчик злоупотребил обилием вопросительных предложений, заменив значительное количество утвердительных предложений вопросительными, и тем самым изменил интонацию оригинала, ставшую менее драматичной, чем в оригинале.
Глава «Приближение осени и кончина Лейли» в переводе называется «Описание наступления осени и смерти Лейли». Объем одинаковый – 96 строк в переводе и оригинале без учета бейтов, добавленных из других рукописей. Перевод несколько романтизирован. Кроме того, в переводе, в соответствии с русской традицией стихосложения, много переносов. Это создает иную ритмико-интонационную картину.
Но есть в этом переводе и очень удачные стихи. Например, к числу неоспоримых удач можно отнести перевод описания осени:
Пыль, словно Зохака, крутящийся змей,
Взлетает кудрями с пробора полей.
При ветре осеннем, что бьет в упор,
Ты ветвям, бросающим листьев убор,
Простишь, ибо тот, кто изведывал шквал,
Сам вещи, спасаясь, за борт кидал.
Тот слаб, в ком душа нежней, чем у роз,
И пьян обладатель сладостных лоз.
Все грозди черны – созрел виноград:
Индус-кедивар казнил негритят,
И грозди, что сняты с кудрявых кустов,
Развесил как головы павших врагов.
В оригинале:
Кудри из праха взвились над лугом
Подобно змеям вокруг головы Заххака.
Когда встречный ветер дует издали,
То падение листьев в порядке вещей,
Ибо те, кто убегают от бури (с места потопления),
От страха перед ветром бросают свои пожитки.
У немощного сада слабое сердце,
Сладкие виноградные гроздья опьянены.
Индус-садовник вешает
Негритят виноградной лозы за голову.
Пустые головки виноградных гроздьев
Висят с ветками на фронтонах домов.
Как видим, перевод не дословно повторяет оригинал, однако переводчику удалось передать настроение этой сцены - наступление осени воссоздано очень проникновенно.
В тексте использовано много восточной лексики: Кавсар, Салих, Зохак, Хатиб, хутба, саз, тамуз, кедивар, шахид. Текст сопровождается также объяснениями некоторых слов и словосочетаний. Например: «Шахид – мученик за веру. Здесь Лейли – мученица за любовь»; «Тот с пальцем во рту в изумленьи застыл» - «знак изумления»; Кевсар – райский источник; Салих – легендарный пророк, имевший чудесную верблюдицу и др.
Следующий перевод был выполнен П.Г. Антокольским. Павел Григорьевич Антокольский - русский советский поэт, переводчик и драматург. Учился на юридическом факультете Московского университета. В это же время поступил в студенческую драматическую студию под руководством Е. Вахтангова. Был актером, а затем режиссером в том же театре. Начал печататься в 1918 году. Первую книгу стихов издал в 1922 году. Одновременно он очень интересовался родной и западной историей. Позднее, когда П. Г. Антокольский посетил восточные республики, в его творчестве появились восточные темы и мотивы. Переводческая деятельность П.Г. Антокольского начинается в 30-е гг. XX века. С этого времени он становится активным пропагандистом и переводчиком азербайджанской, грузинской и украинской поэзии.
В переводе П. Г. Антокольского, опубликованном в 1957 году, из идеологических соображений отсутствовали некоторые главы, такие, например, как посвящение богу, пророкам, шаху и т. д.
Перевод поэмы написан пятистопным ямбом. Это самый распространенный размер в русском стихосложении. По подсчетам ученых, более 90 процентов русских стихов написано ямбом. Но они не звучат монотонно. Большое значение здесь имеет количество слогов в строке. В нашем случае ямб пятистопный. Кроме того, следует учитывать, что в стихах не бывает «чистого» ямба. Иногда в стихах оба слога безударные, а порой – оба ударные, т. е. пиррихий и спондей. В переводе П.Г. Антокольского также наблюдается нарушение размера с начальными безударными слогами. Таким образом, мы имеем пятистопный ямб с пиррихиями. Выбранный размер придает бодрое энергичное звучание всему переводу. Кроме того, в стихах нет постоянной цезуры, что также добавляет им живости. Рифма, в основном, мужская. Хотя изредка встречается женская с чередованием аа, бб, вв и т. д.
Содержание глав излагается в переводе достаточно свободно. При этом многие важные бейты отсутствуют, а добавляются собственные мысли переводчика.
В переводе часто используется устаревшая, разговорная или сниженная лексика. Иногда переводчик добавляет даже собственные неологизмы. Например: солнечный зрачок, кровавый зрак, немигающий зрачок, сгорбатясь, затрепыхался.
Лексика, в основном, эмоционально окрашенная, романтизированная, что придает тексту перевода дополнительную оценочную экспрессию: тоскливая отрешенность, кромешный мрак, дивный дар, час ночной, распахнутым крылом, выжженных руин и т. д. Наблюдается смешение стилей – иногда рядом используются просторечные и даже грубые слова и высокая лексика: скиталец и собрат, внимавший, хламида, провидец, окоём, я от беды подобен головне, пожрал, негритос.
Кроме того, у П.Г. Антокольского достаточно часто встречаются оценочные определения, отсутствующие в оригинале и создающие иную лексико-семантическую окраску. Например: в оригинале «я погрузился в смущение» в переводе «голову запрятал от стыда…», «Как тень моя, скользящая» вместо «сел рядом, словно тень», «Не раз ты мяч бросал» вместо «О ты, кто заполнил поднебесье звоном своих литавров». Например:
Я начал рыть и средь глубоких ямин
Набрел на клад, на философский камень.
Здесь переводчик для сохранения размера стиха использует просторечную форму слова «яма», к тому же в форме родительного падежа, что звучит крайне резко.
В другом примере:
Чтоб, прочитав, сказали мы: «Ей-ей!
Клянемся днесь державою своей,
Что сладость книги стоит сотен книг.
Здесь смешение стилей – рядом просторечные слова и высокие: ей-ей! – просторечие, не свойственное литературной речи; «днесь» — это устаревшее, церковно-славянское слово, обозначающее «сегодня», «теперь».
У Низами:
Дабы я прочел ее и мог воскликнуть: «Взгляните на этот сахар!»
И, крутя головой, восхищался: «Взгляните на этот венец [слов]!».
В тексте много переносов, которые не только повышают семантическую нагрузку слов (логическую и эмоциональную), попадающих в перенос, но и привносят разговорные интонации и усиливают экспрессию текста. Например:
Он побежал, смиренный и вопящий,
По выжженным пескам и сам кипящий
От зноя, как котел на тагане, -
Весь в жалости, весь в гибельном огне.
Он разрывал о тернии одежды.
Уже была в вечерние одежды
Облачена нагая плоть земли.
Как волос, еле видный издали…
Как видим, даже в таком кратком отрывке присутствуют два переноса: а) строчный сброс - сам кипящий /От зноя; б) двойной бросок -Уже была в вечерние одежды /Облачена нагая плоть земли.
Одновременно можно отметить использование рядом двух стилистически чуждых определений, которые производят комический эффект (смиренный-относится к книжной, устаревшей лексике, и вопящий - разговорный стиль). В одном двустишии дважды используется существительное «одежды» без необходимости. Чрезмерно экзальтированная лексика: весь в гибельном огне, разрывал о тернии одежды (в оригинале «дарил колючкам шелк и парчу»), нагая плоть земли (в оригинале отсутствует). У П.Г. Антокольского все чрезмерно, пафосно, преувеличено.
В переводе используется восточная лексика. Например: Бисутун, «буквы «каф» и «нун», Абул-Касим Мухаммед, михраб, меджлис, Кейкубад, бейт, Хаджа-Умар, Хызр. Однако таких слов не очень много.
Создается впечатление, что поэтическое Я переводчика берет верх, он перестает следовать за оригиналом и создает уже собственное произведение. П.Г. Антокольский выступил здесь, скорее, как поэт-экспериментатор. Сравним:
Прочел я… Кровь мне бросилась в лицо, -
Так, значит, в ухе рабское кольцо!
И не поднять из мрака мне чела,
И на глазах как пелена легла,
И не найти сокровищ золотых…
И замер я, и ослабел, затих,
И голову запрятал от стыда…
Где близкий, кто бы понял, в чем беда?
В оригинале:
Когда кольцо шаха дошло до моих ушей,
Сознание подскочило из сердца к устам.
Не было у меня силы, чтобы отказаться,
Не было и зорких глаз, чтобы добраться до такого сокровища.
Погрузился я в смущение и блуждал в нем,
Из-за дряхлости возраста и слабости состояния.
Как видим, в этом фрагменте П.Г.Антокольский нарисовал образ мятежный, страстный, сильный. У Низами же — это человек преклонного возраста, немощный и одинокий.
Перевод П.Г. Антокольского вновь заставляет задуматься - что есть хороший перевод. Перевод П.Г. Антокольского повторяет сюжет поэмы Низами. Но при выборе художественных средств поэт-переводчик следовал собственным вкусам и амбициям, его перевод получил дополнительную эмоционально-смысловую нагрузку, отличную от оригинальной и соответствующую скорее личностным особенностям переводчика. Исследователь О. Улична считает, что «адекватный перевод создается в результате действия не только объективных факторов (развитого поэтического языка и художественного метода), но и субъективных, индивидуальных факторов – отношение переводчика к автору и его творчеству, психологического типа переводчика, его одаренности и опыта» [9,299]. В случае с П.Г. Антокольский поэт в нем взял верх над переводчиком.
Поэтому, несмотря на то что этот перевод поэмы, по нашему мнению, все-таки производит впечатление яркого, страстного и динамичного, его нельзя назвать адекватным.
Следующий перевод «Лейли и Меджнун» был опубликован в 1982 г. в Баку. Автор перевода Анатолий Васильевич Старостин (1919-1980) – русский поэт-полиглот, владевший многими языками, в том числе и персидским. Работал в редакции «Литературы народов СССР» и московской редакции издательства «Художественная литература».
Он был знатоком восточной поэзии и умел мастерски воссоздать присущий оригиналу особый колорит и систему образов Низами. По словам проф. Р. М. Алиева, свою работу переводчик выполнил «художественно убедительно, с минимальными потерями» [4, 29].
Перевод А. В. Старостина стал первым полным переводом поэмы «Лейли и Меджнун» на русский язык. Помимо основных сюда вошли главы и отдельные фрагменты, принадлежность которых Низами ставится под сомнение современной текстологической наукой, что, кстати, указывается надлежащим образом в примечаниях. Проф. Р. М. Алиев, отмечая достоинства этого перевода, указывал на то, что в нем передано своеобразие поэзии Востока, образ мышления, лексика, идиомы и даже «неторопливая, внешне непритязательная манера повествования, характерная для восточных притч и легенд» [4,29]. Благодаря стараниям А. В. Старостина, «большинство метафор, сравнений, художественных сопоставлений переводчику удалось донести до читателя» [4,29]. По мнению проф. Р. М. Алиева, переводчику удалось передать «и пленительную поэтичность Низами, и задушевность его рассказа, и глубокий философский подтекст» поэмы.
Поэма переведена пятистопным ямбом без цезуры. Преобладают мужские рифмы, но иногда встречаются и женские. Рифмы парные. Количество строк в переводе соответствует количеству строк в оригинале.
Перевод написан безукоризненным русским языком. Здесь уже нет авторских неологизмов, текст перевода точно повторяет оригинал, не удлиняясь и не укорачиваясь в угоду поэтическому размеру.
Перевод А.В.Старостина отличается точным, четко выверенным подбором определений, эпитетов и метафор. Вот, например, как в переводе звучит письмо шаха в главе «Причина сочинения книги»:
О ты, мой раб ближайший меж людьми,
Волшебник слов всемирный, Низами!
Дыханьем вдохновенья своего
Ты новое яви нам волшебство.
Трудясь в своей словесной мастерской,
Ворота в мир чудесный нам открой.
Для сравнения приведем этот отрывок в переводе П.Г. Антокольского:
О друг и брат, ближайший меж людьми!
Словесных дел волшебник, Низами!
Проснись, восстань от сладостного сна.
Яви нам чудо. Мощь тебе дана,
Чтоб на арене слова своего
Нам доказать благое мастерство.
Сравним с оригиналом Низами:
О слуга кольца рабства [нашего],
Чародей мирового слова, Низами.
Пробудись от своих сладких утренних снов.
Сотвори новое волшебство из словес.
И в мастерской чудотворчества
Покажи новое чудо из слов.
کای محرم حلقه غلامی
جادو سخن جهان نظامی
از چاشنی دم سحر خیز
سحری دگر از سخن برانگیز
در لافگه شگفت کاری
بنمای فصاحتی که داری
Как видим, оба переводчика неверно перевели первую строку. Во времена Низами царские рабы носили в ушах кольца как знак их рабства. Т. е. шах здесь подчеркивает, что Низами признает свое зависимое положение. Однако у П.Г. Антокольского вообще отсутствует слово «раб», более того, здесь добавлено обращение «брат», что привносит совсем иную коннотацию. Вторую строку оба перевели верно. Третья строка у Старостина звучит очень по-пушкински, с использованием романтической лексики, но не соответствует оригиналу. У Антокольского эта строка звучит как революционный призыв: Проснись, восстань от сладостного сна. Но она почти дословно повторяет оригинал. Однако, здесь перенос, которого нет в оригинале. Пятая и шестая строки обоими переводчиками переведены неточно. Но у А.В.Старостина они переведены с наименьшими потерями: в пятой он добавил деепричастие «трудясь», а шестую перевел описательно: Ворота в мир чудесный нам открой. П.Г. Антокольский полностью изменил эти строки. При этом, будучи поэтом-экспериментатором, слова: «в мастерской чудотворства» заменил на слова «на арене слова своего».
Возвращаясь к переводу А.В.Старостина, хотим заметить лишь, что иногда он напоминает русские литературные стихотворные сказки. Этому способствует не только поэтический размер, но и употребление устаревшей лексики. Также иногда переводчику не удавалось избежать фонетических погрешностей. Например, в словосочетании «Искусств благотворитель» слишком много идущих подряд согласных на стыке слов. Такое фонетическое явление в поэзии не приветствуется. Однако эти погрешности не отразились на переводе в целом.
Теперь обратимся к переводу поэмы, выполненному в 1986 г. известной поэтессой Т. В. Стрешневой и опубликованному в Москве издательством «Художественная литература». Татьяна Валерьевна Стрешнева – поэтесса и переводчица, жена поэта и переводчика, литературного критика Ярослава Смелякова.
Выполненный ею перевод неполный: поэма начинается с главы «Причина сочинения книги». В остальных частях объем оригинального текста и перевода совпадает. Перевод поэмы выполнен также пятистопным ямбом без цезуры. Чередуются открытые и закрытые мужские рифмы, т. е. строка заканчивается ударным слогом с гласным или согласным звуком на конце. Сплошная мужская рифма придает произведению характер энергии и мужественности. Поэтому в переводе Т. В. Стрешневой сразу обращает на себя внимание энергичный, четко звучащий стих. Например:
Однажды, благоденствием объят,
Я наслаждался, словно Кай-Кубад.
«Не хмурься, - думал, - брови распрями,
Перечитай «Диван» свой, Низами».
У Низами:
Однажды в радости и благоденствии
Я наслаждался блаженством словно Кай-Кубад.
Выпрямив свои изогнутые, словно полумесяц, брови,
Я [просматривал] свой «Диван Низами».
Первые две строки переведены почти дословно. В третьей строке, на наш взгляд, очень удачно переданы слова «Выпрями свои изогнутые брови» - Не хмурься, брови распрями. Введение в текст прямой речи также оправдано, потому что далее и сам Низами переходит к прямой речи. Справедливости ради надо отметить обнаруженные в этом фрагменте погрешности против русского языка. Например, в первой строке, по-русски можно быть «объятым чувством», но не «благоденствием». Дальше в тексте поэтесса придумала собственное деепричастие от глагола «отточить» - «отточа» (вместо литературной формы – отточив), чтобы поддержать рифму к слову «турача».
Тем не менее, этот перевод представляется также интересным. Надо заметить, что в русской поэзии иногда поэты пишут стихотворения или даже целые поэмы, используя только мужскую рифму. Но это достаточно трудоемкая работа. Поэтому обычно мужские рифмы чередуются с женскими или дактилическими. (М. Ю. Лермонтов, например, написал поэму «Мцыри» сплошной мужской рифмой.) Как это наблюдаем у П.Г. Антокольского и А.В.Старостина.
Для сравнения приведем упоминавшиеся ранее строки из письма шаха в переводе Т.В.Стрешневой:
Властитель слов, кудесник, Низами,
Раб дружбы верной, наш привет прими.
Вдыхая воздух утренней зари,
Пером волшебным диво сотвори.
Найди проникновенные слова,
Достигни совершенства мастерства.
Первое и второе полустишия в переводе поменялись местами. Вторая строка (в оригинале первая), также как и предыдущими переводчиками, понята и переведена неверно – раб дружбы верной. Кроме того, добавлено приветствие, отсутствующее в оригинале. В третьей строке только слово «утренней» совпадает с оригиналом. Пятая и шестая строки переведены описательно.
В переводе Т. В. Стрешневой используется восточная лексика, например: шихна, чанг, руд, бейты, кеманча, дастархан. Личные имена и географические названия: Заххак, Ноуфал,Ибн-Салам,Чин, Таиф, Рум и др.
Проведенный в статье анализ позволяет сделать выводы о каждом переводе и о методе, который использовали переводчики в своей работе.
Выбранный Т.Форш для перевода размер – четырехстопный амфибрахий -звучит достаточно солидно и напоминает, скорее, древнегреческий эпос. Этому способствует также чрезмерное использование высокой торжественной лексики. Содержание, в основном, передано верно. Но встречаются переводческие дополнения, удлинения строк и «украшательства». Перевод несколько романтизирован. Кроме того, в переводе, в соответствии с русской традицией стихосложения, много переносов. Это создает иную ритмико-интонационную картину.
П.Г.Антокольский выступил при переводе поэмы «Лейли и Меджнун» поэтом-экспериментатором. В его переводе много авторских неологизмов. Много добавлений, при этом лексика, в основном, эмоционально окрашенная, романтизированная, что придает тексту перевода дополнительную оценочную экспрессию. Наблюдается смешение стилей - рядом используются просторечные и даже грубые слова и высокая лексика. Много в переводе и переносов, которые привносят разговорные интонации и усиливают экспрессию текста. В его переводе преобладает вольное изложение оригинала, сопровождаемое авторскими добавлениями и толкованиями. Но, на наш взгляд, этот перевод представляет интерес как образец поэтического экспериментаторства и мастерства.
Перевод Т. В. Стрешневой звучит живо и легко несмотря на то, что поэтесса использовала исключительно мужскую рифму. Этот перевод звучит, как нам представляется, более «современно», что связано, очевидно, и с тем что, он по времени ближе к нам.
Наилучшим с точки зрения соответствия оригиналу нам представляется перевод, выполненный А. В. Старостиным. Востоковед и поэт в одном лице, он создал образец переводческого мастерства, в котором соблюдены все требования, предъявляемые к адекватному переводу – точность в передаче текста оригинала, ясность изложения мыслей автора, отсутствие лишних слов и ненужных комментариев, абсолютно грамотная русская речь со строго выверенным набором изобразительно-выразительных средств – и что очень важно — все это гармонично укладывается в выбранный размер.
Список использованной литературы
Низами. Стихотворения и поэмы. Вступительная статья Р. Алиева. – Ленинград, Сов. писатель,1981.
Бертельс Е.Э. Язык и техническое мастерство Низами. – В кн., Великий азербайджанский поэт Низами. Б., Изд.АзФАН, 1940.
Гулизаде М. Ю. Низами Гянджеви. Жизнь и творчество. – Б., 1953.
Сасани Ч.С. Поэма «Лейли и Меджнун» Низами. – Автореферат канд.диссер., Б., 1970.
Низами Гянджеви. Лейли и Меджнун. Вступительная статья Р. Алиева. – Б., Язычы, 1982.
Читая Низами. – azcongress.ru/2007/11/24
Низами Гянджеви. Лейли и Меджнун. – Б., Элм,1981.
Гранин Ю. Проблемы художественного перевода. – Литературный Азербайджан, 1941, № 1.
Баевский В. У каждого метра есть своя душа. – gumilev.ry
Улична О.О. О переводчике, поэте и…критике. – В кн.: Мастерство перевода. Вып.10. – М.,1975.
